ДАВИД КУГУЛЬТИНОВ
(1922-2006)
Народный поэт Калмыкии.
Лауреат Государственной премии СССР (1976).
Герой Социалистического Труда (1990).
Родился в хотоне Абганер Гаханкин, Калмыкия.
Автор множества поэм, среди которых «Моабитский узник», «Бунт разума», философской лирики «Жизнь и размышления», сборников стихов «Я твой ровесник», «Прекрасный апрель» и др.
Когда говорят о поэзии Давида Кугультинова, то обычно первым эпитетом идет - «философская». Сам он не спорил: «Еще бы не философская, - серьезно кивал он своей большой головой, - я с детства был большой философ, даже «Капитал» Маркса начал
изучать сразу со второго тома». Он учился в пятом классе, когда «за активное участие в общественной жизни и ударную работу» получил ценный подарок: отрез на рубашку и второй том «Капитала». Наивность мудрого местного начальства может вызвать лишь улыбку, но сам Давид, мальчик обстоятельный, принял подарок всерьез и сразу уселся за изучение великого труда. Однако с годами, когда философская поэзия Кугультинова обрела славу, курьезный дар обрел символическое значение. Хотя Маркс здесь, в общем-то, и ни при чем.
А при чем совсем другое.
Второй случай, который вспоминается, такой. Ранней осенью 1940 года на празднование 500-летия великого эпоса «Джангар» в Элисту съехались деятели культуры со всего Союза. Давиду тогда было 18 лет. О себе, тогдашнем, он впоследствии напишет:
Паренек на блеклом фото...
Взгляд, не знающий заботы,
На меня сверкнул из мглы.
Вот он - я, давнишний, прежний,
Трав зеленых безмятежней...
Я смотрю, и сердце кто-то
Колет кончиком иглы...
Тогда он подружился с выдающимся украинским поэтом Миколой Бажаном, разница в 20 лет для поэтов не имеет значения! И уже на шестидесятилетии Давида Николай Платонович вспоминал, как однажды вечером они гуляли на окраине Элисты, и порыв ветра вместе с увядшей травой и палой листвой поднес к их ногам десятки пожелтевших ломких страниц, покрытых древними письменами, - это были листы из уйгурских, тибетских, китайских, калмыцких книг и рукописей. Какой постыдный парадокс: к городу, в котором торжественно отмечался полутысячелетний юбилей великого эпоса, ветер принес из степи, от закрытых дацанов, выброшенные за ненадобностью листы древних трудов! Давид кинулся собирать эти листы, на его лице были гнев и боль. Он крепко прижимал их к себе, и его взгляд выражал: «Это мое, этого у меня не отнимете!» Быть может, тогда-то он, «трав зеленых безмятежней», испытал первую гражданскую боль и гнев. И впоследствии он так часто возвращался в своем творчестве к истории, к фольклору своего народа, писал поэмы, сказки, сказания, словно хотел восполнить потерянное, уничтоженное руками беспамятных соплеменников. Так в поэте начал вызревать боец.
Нет, Маркс все же был ни при чем. Недаром Чингиз Айтматов писал: «К вечной философии бытия Кугультинов пришел издалека, как из нового мира, из колыбели древнего калмыцкого мировосприятия, цельного и эпичного, мудрого и простодушного...»
Впрочем, в его зрелые уже годы, когда он, прежде чем закончить Литературный институт, прошел «университет Великой Отечественной войны» и «строительную академию за Полярным кругом», глядя на его неспешную походку самоуглубленного философа, трудно было угадать в нем далеко не философичный, не «простодушный», а по-настоящему воинственный нрав. Как-то одну короткую победную схватку Кугультинова, поэта и бойца, увидела вся страна.
Дело было в самом начале 90-х на съезде народных депутатов. Речь зашла о том, насколько скудно финансируется культура: получалось что-то около семнадцати копеек на человека. Выступил какой-то депутат и заявил, что тут и говорить не о чем, есть дела поважней. Из зала попросил слова Кугультинов. Горбачев пригласил его на трибуну. Вот тут и зал, и миллионы телезрителей увидели, как умеет шагать Давид Кугультинов. Он шел не спеша, откинув голову, словно думая о чем-то своем. Наконец дошел, нагнулся к микрофону и, имея в виду предыдущего оратора, сказал: «Вот видите, кому-то и этих семнадцати копеек не досталось!»
- и неспешно отправился обратно.
Тем, кто знаком с поэзией Кугультинова, эта его тактика может что-то напомнить. Дело в том, что большое место в его творчестве занимает книга «Жизнь и размышления», состоящая из хорошо разработанного им жанра двенадцатистиший: спокойная «подводка» из 9-10 строк, и в конце - две-три стремительные, раскрывающие суть строки, «разящие наповал». По сути, эту стихотворную форму он и разыграл перед депутатами и страной: прошел «9-10 строк» как нужно, не медленней и не быстрей, - и врезал.
Ильгиз Каримов
Давид Кугультинов. начало всех начал
Переводы с калмыцкого
«Когда говорят о поэзии давида Кугультинова…» . . . . . . . . . . . . . . 99
Зерно. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101
Зов родного края. Перевод Ю. Вронского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 102
Россия. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103
День моего рождения. Перевод Я. Козловского . . . . . . . . . . . . . . . . . . .104
«Паренек на блеклом фото...» Перевод Ю. Нейман. . . . . . . . . . . . . . . . . 105
Солнце в Заполярье. Перевод Н. Матвеевой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .106
«Я помню прошлое. Я помню…» Перевод Н. Матвеевой . . . . . . . . . . . . . 107
Степная быль. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .108
«Случалось мне старцев-калмыков…» Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . 112
Вера. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113
«Опьянив меня с рассвета…» Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . 114
Письмо ласточки. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 115
«Постойте! вы были в стране апреля?..» Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . 116
Трава амуланга. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 117
Письмо. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118
«Народные сказания чисты…» Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . 119
Хадрис! Перевод С. Липкина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120
Поэзия. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122
Пушкин. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .124
Три слова. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .126
«Когда в твоей груди, ища созвучия…» Перевод С. Липкина . . . . . . . . . . . 127
«Ежевечерне в ясной вышине...» Перевод Я. Хелемского . . . . . . . . . . . . . .128
Творчество. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130
Сон в замке. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 132
«Как тяжело, как больно видеть мне...». Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . 135
Ошибка Аристотеля. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 136
Божья коровка. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137
«Книг все больше, больше - что ни год!..» Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . 139
О шамане. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .140
«Со смертью жизнь - две силы, две основы…» Перевод Ю. Нейман . . . . . .142
Двенадцатистишия. Переводы Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 143
«Дайте, дайте первую удачу!..» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 143
«Когда, о степь, и впрямь морской стихией...» . . . . . . . . . . . . . . . . .144
«Перешагнув жестокости предел...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145
«Когда я подвожу итоги...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .146
«Как бывала радость горяча...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 147
«Мужчин сухой, рассудочный расчет...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .148
«Есть на земле для каждого из нас...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .149
«Почему со мной несмело...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 150
«...Когда подумаешь, вся жизнь была...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151
«Погляжу очарованным взглядом...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152
«Проходят мимо - парами, толпой...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153
«Близко ль время или далеко...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154
«Сколько свежести в народном слове...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 155
«Я смерти не боюсь...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156
«Создавший Гамлета бессмертный гений...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . 157
«Пока не кончена строка...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 158
«Одолевая труд высокий...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159
«Так пишут иные о смерти поэта...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .160
«Того, кто без согласья высших сил...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 161
«О судьба!.. за то, что по незнанью...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .162
««Да», «нет» - два этих слова-острия...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163
«Под окнами квартиры незнакомой...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .164
«Два друга - те, что до сих пор...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165
«При мне насмешливый бездельник...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .166
«Гудя, пчела металась по стеклу...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .167
«Пред неким ханом в некотором веке...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .168
Завещание. Перевод Ю. Нейман . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .169
ЗЕРНО
Когда сравнишь ты с золотом зерно,
Смотри, чтоб не обиделось оно!
А что такое золото?
Металл.
Зато зерно - начало всех начал!
Скажи мне, с чем зерна сравнишь ты цвет?
Знай, что сравним с ним
Только солнца свет!
Хоть точность есть в сравнении таком -
Внимательно подумай о другом:
Лишь цвет от солнца зерна обрели,
А внутренняя суть их - от земли!
Но, этот вывод сделав, не спеши -
Заслугу всю земле не припиши.
Зерно мертво до той поры, пока
Его не тронет теплая рука.
Но и тогда, хлеба взрастив,
Она
До дна не исчерпает суть зерна:
Рука творит деянья не сама,
Она - слуга желаний и ума...
С начала дней суть хлебного зерна,
Как истина, проста, как жизнь, сложна!
102
ЗОВ РОДНОГО КРАЯ
Скакун, пленивший взгляд и душу,
Копытом роющий песок,
И неожиданно подувший
Весенний, теплый ветерок,
И звезды, что в степи небесной
Пасутся, как стада овец,
И песня девушки прелестной,
И с книгой худенький юнец,
И облаков ленивых глыбы,
И тени прошлого во сне
Напоминают, где б я ни был,
Мне о родимой стороне.
И, солнце взглядом провожая
За кромку черную лесов,
Я слышу зов родного края,
Могучий, беспредельный зов.
103
РОССИЯ
Россия, Россия, певучее слово,
В нем - скромность величья, и счастья основа,
И нежность, и столько любви накаленной...
Промолвишь - «Россия»,- встают миллионы
Идущих вперед непреклонно и тесно,-
И тех, кто прославлен, и тех, кто безвестно
Твои молодые поля, о Россия,
Горячею кровью своей оросили.
Россия, твой подвиг вовек бескорыстен.
Не ты ль привлекла высочайшей из истин
Меньших своих братьев и, став им опорой,
Спасла от бесправья, от зла и разора,
Пред ними являя отваги примеры,
У них пробуждая в грядущее веру.
Россия, певучее имя - Россия,
Ты в душу вливаешь мне силы живые!
104
ДЕНЬ МОЕГО РОЖДЕНИЯ
Метель уже не воет и не плачет,
И ясен свод над головою дня.
Тринадцатое марта - это значит,
Что день рожденья нынче у меня.
На лбу легли морщины, как на поле
Рядком ложатся борозды весной.
Мне тридцать пять исполнилось. Давно ли
Осталась где-то юность за спиной?
Давно ли, с ней в неравном поединке
Победу одержавшие года
Оставить на висках моих сединки
Сумели без особого труда?
Не любит ждать продевший ногу в стремя,
И вот друзья со мною заодно,
Благословляя мчащееся время,
Спешат разлить веселое вино.
«Столетия желаем!» - и со звоном
Ударили стаканами в стакан.
Мы пьем вино, а за стеклом оконным
Вздыхает Ледовитый океан.
А за столом, покашливая, просит
Опять к себе вниманья тамада,
Он тут йорел калмыцкий произносит,
Торжественно звучащий, как всегда.
И родина мне счастье пожелала,
Всех сыновей собрав в одну семью,
«Живи»,- сказала. «Радуйся»,- сказала,
Погладив нежно голову мою.
105
* * *
Паренек на блеклом фото...
Взгляд, не знающий заботы,
На меня сверкнул из мглы.
Вот он - я, давнишний, прежний,
Трав зеленых безмятежней...
Я смотрю, и сердце кто-то
Колет кончиком иглы.
Как же так, в туманной дали
Близкие не угадали,
Не прочел хоть кто-нибудь
За улыбкою веселой
Путь грядущий мой - тяжелый,
Горький, радостный мой путь?!
Так же, как во мне - бывалом,
Поседевшем и усталом,
Юные мои друзья,
Вам не видится, конечно,
Паренек с душой беспечной,
Тот, что был когда-то - я.
106
СОЛНЦЕ В ЗАПОЛЯРЬЕ
Как-то в обеденный перерыв
Мир изменился вдруг.
«Солнце! Солнце!» -дверь отворив,
Мне закричал мой друг.
А телефон, что дремал в тишине,
Вдруг пробудился от сна.
«Солнце восходит!» - кричала мне
По телефону жена.
Бросив дела, восклицая: «Скорей!»,
По коридору толпой
Люди бежали к просвету дверей,
Звали друзей за собой.
Снег веселел, занимался, искрясь;
Быстро светлели дворы.
Солнце всходило не торопясь
Из-за вершины горы.
Словно малиновый месяц, огнем
Тучи раскрашивало.
Как без него мы во мраке живем,
Будто расспрашивало.
Вечное счастье для всех и всего,
Данное всем и всему,-
Как я три месяца жил без него,
Право, и сам не пойму.
Солнце! Ты видишь? Мы вытерпели
Долгую, долгую тьму...
Солнце!.. И, словно на митинге, мы
Рукоплескали ему.
107
* * *
Я помню прошлое. Я помню
Свой голод. Больше я не мог.
И русская старушка,
Помню,
Мне хлеба сунула кусок.
Затем тайком перекрестила
В моем кармане свой ломоть.
И быстро прочь засеменила,
Шепнув: «Спаси тебя господь!»
Хотелось мне, ее не зная,
Воскликнуть: «Бабушка, родная!»
Хотелось петь, кричать «ура!»,
Рукой в кармане ощущая
Существование добра.
108
СТЕПНАЯ БЫЛЬ
С тех пор прошел почти что год,
Но случай этот самый
Из памяти моей нейдет,
Трепещет в ней упрямо.
...Неспешно ехал я домой
Дорогою степною.
Гнедой - конек послушный мой -
Шел шагом подо мною.
Был предзакатный тихий час,
Уже не слишком знойный,
Тот час, когда в степи у нас
Особенно покойно...
Молчит природа, будто спит,
Но помогает думам,
Нет-нет вспорхнет из-под копыт
Степная птица с шумом.
И вновь недвижен трав ковер
Иль океан бездонный,
В тиши звенит, стрекочет хор
Цикад неугомонный.
И, вторя музыке цикад,
Протяжно, однозвучно
Завел я песню с ними в лад -
Так думать мне сподручно.
Копыт негромкий перестук,
Дремотной степи прелесть,
И мысли спорятся... Как вдруг
Какой-то треск и шелест
109
От мирных дум меня отвлек,
Сбивая сразу с толку...
Пушистый серенький комок
Упал коню на холку!
Ты, жаворонок, вестник дня,
Спустился для чего ты?..
Быть может, в гриве у коня
Запутался с разлету?..
Хочу понять я, почему
Случилось с ним такое,
Ладони протянул к нему,
Беру его рукою...
Не диво ль? Смыслу вопреки
Он из руки не рвется,
Впились мне в кожу коготки,
Он сам к ладони жмется...
И показалось мне на миг,
Что малая пичуга
Взывает грустью глаз своих
Ко мне, моля, как друга,
На бессловесном языке...
Не видано от века,
Чтоб жаворонок на руке
Сидел у человека!
Такой он жалостный на вид
И смотрит как-то странно,
Быть может, ранен иль подбит?
Нет, не заметно раны!
Тебе не причиню я зла!
За что, на самом деле?..
За струйки чистые тепла,
За то, что чудо-трели
110
Ты расшиваешь серебром
По золотому полю?!
Ну, полно!.. За добро - добром,
Ступай себе на волю!..
Счастливого тебе пути!
Слегка подбросив к небу,
Певцу я пожелал:
«Лети!..»
...Эх, догадаться мне бы!
И полетел тотчас же он
И, крыльями махая,
Так мчался, будто бы вдогон
За ним беда лихая...
Но ясен был июньский день,
И я прогнал тревогу...
И тут косая чья-то тень
Упала на дорогу...
И, к небу голову подняв,
В тоске и страхе вижу,
Что коршун падает стремглав
Все ниже, ниже, ниже...
Разбойник в полном цвете сил,
Удалый и могучий,
Он птаху серую схватил,
Вонзает когти-крючья...
Кричу, что мочи есть: «Э-гей!..»
Нет, не спугнуть убийцы!
Услышав окрик мой, злодей
Решил поторопиться
Домучить жертву до конца...
Он взмыл и в то же время
Ударил бедного певца
Железным клювом в темя!..
И вот
не песен серебро
С небес ко мне упало:
Кружится серое перо,
Да капля крови алой
Меня ожгла, острей огня,
Степные дали застя...
...Вот что просил ты у меня -
Спасенья от напасти!..
Ты беззащитен был и мал
В ладони человечьей...
Зачем же я тебя погнал
Погибели навстречу?!
А степь дышала чабрецом...
Привольной горя мало,
Что все-таки
одним певцом
Над нею меньше стало!
...Мешает время снег с дождем,
Сменяет зимы, весны...
Мы все со временем поймем,
Но часто слишком поздно.
112
* * *
Случалось мне старцев-калмыков
Не раз и не два изучать,
Но тщетно на бронзе их ликов
Искал я былого печать.
Ничто не пробилось наружу,
Молчат письмена их морщин...
Что видели - спрятали в душу
С достоинством истых мужчин.
Сквозь муки, сквозь голод и жажду
Прошли и не кляли судьбы.
В сражениях были отважны,
Не зная пустой похвальбы.
Награды свои и невзгоды
Они принимали равно.
Характер степного народа
Надежно хранить им дано.
113
ВЕРА
Устремляясь в северные страны,
Обгоняя за звездой звезду,
Через все моря и океаны
Мчится птица к своему гнезду,
Силою направлена врожденной,
Не собьется с верного пути...
«Все - инстинкт...- открыл народ ученый,-
Так инстинкт велит себя вести...»
Знаю, знаю: человек - не птица:
Сердцем он богаче и умом...
Все ж ему положено стремиться
К цели, что любовью мы зовем,
К ней, что радости первопричина,
К ней, одной, единственной, единой...
Если кто любовь свою найдет,-
Значит, счастлив был его полет.
Если ж вдалеке, средь белой стыни,
Не видать живого огонька,-
Сердце гаснет... Так в глухой пустыне
Иссякает, обмелев, река.
Страшно мчаться сквозь пургу и вьюгу
Над просторами большой земли!..
Как не потеряли мы друг друга,
Души друг для друга сберегли?!
Что она такое - эта сила,
Та, что нас обоих сохранила,
Вовремя направила в полет?..
Кто ее измерит полной мерой?
Как ее ученый назовет?
Может, не «инстинктом»?..
Может, «верой»?
114
* * *
Опьянив меня с рассвета
Ароматом теплых трав,
Струйки звуков, струйки цвета
Колдовски перемешав,
Что весна со мной творила
Солнцем, воздухом, волшбой!..
Целый день она дарила
Встречи новые с тобой!
Защебечет, засмеется,
Рукавом взмахнет сквозным -
Птичье пенье обернется
Милым голосом твоим!
А едва - сквозь цвет акаций -
Я завидел синеву,
Тотчас начал мне казаться
Светлый взор твой - наяву.
Мне подарена весною
О безмерном счастье весть:
То ли ты всегда со мною,
То ли ты весна и есть!..
115
ПИСЬМО ЛАСТОЧКИ
Бурля, звеня, блистая,
Сбежали в дол снега,
Трава - уже густая -
Одела берегa.
И небо - бирюзово,
В нем птичий хоровод,
И жаворонок снова
Нам трель за трелью шлет.
А птичка, что особо
Калмыкам, нам, мила,
По небу свой автограф
Чертит концом крыла.
Что ж, ласточки посланье
Я разобрал вполне:
- Ликуйте, все земляне!
Все радуйтесь весне!
116
* * *
Постойте! Вы были в стране Апреля?
Где птичьи трели? Где звон капели?
Еще не бывали?.. Несу вам вести!
А лучше со мной поспешите вместе!
Там столько событий - волшебных, разных...
Сегодня Солнце справляет праздник.
Вы видите: весь небосклон - в движенье.
Похоже, Солнышко сына женит.
А может быть, не скажу вам точно,
Светлейшее выдало замуж дочку.
А может, их светлость, забыв про старость,
С возлюбленною наконец обвенчалось?...
Да так иль иначе, но в это утро
Оно разукрасило Землю мудро,
Очистило мир от зимы постылой
И души людские в цветы превратило.
Пьянит нас игристым воздухом-пивом,
Само, развеселое, правит пиром.
Друзья, торопитесь в страну Апреля!
Потом не сердитесь, что не успели!
117
ТРАВА АМУЛАНГА
Разбирая сплетенные травы,
Все ищу между ними одну,
О которой с улыбкой лукавой
Мне рассказывал дед в старину.
- Отыскавший траву амулангу
Постигает природы язык.
Принимайся за труд спозаранку,-
Поучал меня добрый старик,
- Тот, кто полон терпенья и жажды,
Может эту травинку найти,
Но нигде не растет она дважды:
Проторенного нет к ней пути.
Наделенная силою чудной,
Неприметна она, не ярка,
Потому и сыскать ее трудно...-
Тут старик улыбнулся слегка.
...Знаю: дедов рассказ - небылица,
Но ищу с той поры все равно
Амулангу, в которой таится
Суть искусства и жизни зерно.
118
ПИСЬМО
Когда с упрямой строчкой спорю я,
Согреть людские души тщась,
Та женщина из санатория
Мне вспоминается подчас.
Поблекшая и угловатая,
Из груды почты со стола
Взяла она письмо помятое
И с ним в сторонку отошла.
И я увидел отражение
Прочитанных желанных строк:
Внезапное преображение
Увядших губ ее и щек.
Как будто с первою страницею
Осколок розовой зари
Проник в нее и стал светиться в ней,
Все разгораясь изнутри,
Омолодив ее живительной
Игрою потаенных сил...
Кто он, тот гений удивительный,
Что эти силы воскресил?
Как создал он питье целебное,
Врачуя горечь и вдовство?
Где слово раздобыл волшебное,
То, что душе нужней всего?
И я смотрел, как зачарованный,
На тот исписанный листок...
О, если б я
строфой рифмованной
Свершить такое чудо мог!
119
* * *
Ю. С. М.
Народные сказания чисты,
Истоки их - светлы и глубоки.
«Есть в мире три острейших остроты»,-
Нам говорят калмыки-старики.
«Когда дождем прольется небосвод
И солнце снова тучи разорвет,-
Лучи его - что острые мечи»,-
Поют в старинных песнях джангарчи.
«Когда в пути кочевник изнемог
И все доел он - до последних крох,-
По-волчьи у него остры клыки»,-
Нам говорят в преданьях старики.
«Когда до срока умирает мать
И на детишек устремляет взгляд -
Как будто хочет их в себя вобрать,-
Тот взгляд всего острее»,- говорят.
Так нам внушали в мудрой простоте
Седые наши деды и отцы,
Но об одной, четвертой, остроте
Калмыцкие забыли мудрецы.
Когда любовь, что так была чиста,
Расколется о камни бытия,-
Жестокой этой боли острота
Всего острее...
Говорю вам я.
120
*
Хадрис! - восклицание во время пляски.
**
Бумба - сказочная страна из эпоса «Джангар».
ХАДРИС!
*
Ты извивайся, как змея! Хадрис!
Будь пламенем, будь вихрем и грозою!
Как ласточка, взвивайся и кружись,
Стань гибкою лозою!
Мчись, как тушканчик, не страшись игры
И догони мелодию домбры!
Есть, говорят, чудесная страна,
Край Бумбы
**
светлоликий,
Там, говорят, извечная весна,
Там счастливы калмыки.
Степным орлом взмой в небеса! Хадрис!
Промчись, как буря, к северу и югу,
Как мотылек, блеснув, перевернись
И вновь пройдись по кругу.
Дрожи, как зыбь, вздымайся, как волна:
В тебя душа калмычки влюблена.
В степях калмыцких тучные стада,
Им нет конца и края.
Калмык живет для счастья, для труда,
Вновь силы набирая.
Развейся пылью огненной! Хадрис!
Рассыпься дробью, выпрямись упруго,
Как наша юность, ярко повторись,
Чтоб вспыхнула подруга.
Ты посмотри, народ стоит вокруг,
А ну-ка, покажи себя, мой друг.
В степях огни веселые горят,
Здесь радостные клики.
Родную партию благодарят
От всей души калмыки.
А ну быстрей, еще быстрей! Хадрис!
Кружись, дрожи, лети, сверкай очами,
На корточки присядь, и пробегись,
И поиграй плечами,
Из крепкой кожи сапоги разбей
И новые купи себе скорей!
122
ПОЭЗИЯ
Согласен: есть еще немало тем.
О чем писать - отыщем мы, умея.
Все может стать источником поэм.
Хотя бы воробьи... Они в аллее
Весну приветствуют наперебой.
Задорный щебет их срифмуй смелее!
Платок уютный, теплый, пуховой...
Простых узоров плавное струенье
Ложится в стройный ритм само собой.
А первый поцелуй?! Его горенье
И трепетность?! Ему ли не дано
Украсить лучшее стихотворенье?!
Согласен я... Все это правда. Но...
Но воробьи в десятках вариаций
Чирикают в стихах давным-давно.
Платок пушистый тоже, может статься,
Обогревает стих столетий пять
Иль более... Успел он примелькаться.
А первый поцелуй?! Не сосчитать,
Который он!.. У каждого поэта
Читатель с ним встречается опять.
Все, все как есть - воспето-перепето.
И кажется, что не о чем писать.
И все же... Только кажется нам это!
Затем, что в мире двух подобий нет.
И пред тобой сейчас - другие дали,
Другие звезды и другой рассвет.
Те воробьи свое отщебетали.
Поэт, что записал их говорок
В минувшем веке,
схож с тобой едва ли.
Та, что связала нынешний платок,
Вплела в свое творенье кружевное
Другие чувства, новых дум поток...
И каждый первый поцелуй весною,
Как почек взрыв, нежданно-незнаком,
Пьянит и оглушает новизною.
Да, таинство великой жизни в том,
Что все творится в первый раз, все - ново!
Неповторимость - вот закон живого.
Рожденную заметив красоту,
Талант мгновенье ловит на лету,
Приоткрывает смысл его глубокий.
Лови и ты мгновения полет!
И образ обновится, оживет...
Вот где они - поэзии истоки!
124
ПУШКИН
- Да как же он, стремясь к великой цели,
Во весь размах своих могучих крыл,
Вдруг предрассудку века уступил
И оборвал до срока на дуэли
Жизнь, важную для нас, для всех вокруг?..-
Спросил меня поэт, мой юный друг.
И правда, ради пользы всей земли,
Искусства соблюдая интересы,
Не лучше ль было разрешить Дантесу
Пятнать прекрасный облик Натали,
Простить ему всю низость, все бесчестье
И пренебречь своею личной местью?..
А то еще и жалобу подать,
Упечь врага ну... на пятнадцать суток,
А самому за этот промежуток
Стихи о чести начертать в тетрадь,
Чтобы нехватка жизненной отваги
Восполнилась хотя бы на бумаге?
Да, мудрый Пушкин видел их насквозь.
Он знал: ничтожны эти человечки,
Он изучил коварство их и злость
И все ж пришел на берег Черной речки -
Сразить врага иль бездыханным пасть...
Так честь велела. Так велела страсть.
Он, как гривастый африканский лев,
Пустыню потрясавший громом рыка,
Был полон жаждой мщения великой
И не пытался усмирить свой гнев.
Жандармы, царь, повадки их шакальи
Пред ним в едином образе предстали.
125
И мог ли он, в ком клокотала кровь,
Благоразумно сберегать свой гений,
Предать себя, предать свою любовь,
Чтоб удлинить собранье сочинений?
Чтоб к бронзе прирастить еще вершок,
От мщенья отказаться?.. Нет, не мог!
Да, он поэт, велик и потому,
Что высшей совести и страсти цельной
Был верен неизменно, безраздельно,
И это не перечило уму,
Что он, премудрый, взрывчат был, как порох...
Вот почему тебе и мне он - дорог!
Любовь его, как солнечный восход,
Воображенье согревает наше.
И тот, кто сомневается в Наташе,-
Не сторону ль Дантеса он берет?..
Ведь Пушкин верил ей, идя к барьеру...
Кто ж смеет посягать на эту веру?..
Мой юный друг, и я скорблю о том,
Что страшная свершилась катастрофа...
Хотел бы я, раскрыв любимый том,
Увидеть там нечитаные строфы
И знать, что Пушкин дожил до седин -
Счастливый муж, спокойный семьянин...
И все ж пред миром Пушкин не в долгу.
Суровым судьям я его не выдам!
Нет, гения винить я не могу,
Что он, земным подверженный обидам,
Метался и страдал куда лютей,
Чем ты да я, чем тьма других людей...
Он пал в борьбе с тупой жестокой силой,
И смерть его - поверь! - прошла не зря:
Она для нас навек соединила
Чеканный ямб с бесстрашьем бунтаря -
Затем, что слиты и друг в друга впеты
Стихи поэта и судьба поэта.
126
ТРИ СЛОВА
Три слова, точно три свечи,
Затеплились в глухой ночи
Всех унижений и невзгод,
Какие вынес мой народ.
Три слова - «друг степей калмык» -
Вместили больше толстых книг,
Светилась в них, добром дыша,
Поэта щедрая душа.
Трехсвечия высокий свет
Не угасал в теченье лет,
Он разгорался и предстал
Трехзвездьем прочным, как кристалл.
Три слова - «друг степей калмык»,-
Смягчив народа строгий лик,
Судьбы предначертали суть
И к счастью указали путь.
127
* * *
Когда в твоей груди, ища созвучия,
Бушует чувство, как волна, бурля,
Когда в словах мятется мысль кипучая,
Твои сухие губы шевеля;
И всей душою, музыкою взвихренной,
Ты ощущаешь вдохновенный жар,
И гений жизни с щедростью неслыханной
Тебе приносит новый образ в дар;
Когда с неистовым ты ищешь рвением
То вещество, что может запылать,
И дума стать готова откровением,
Чтоб радовать людей и волновать,-
Тогда бумагу, жаждущую истины,
Ты напои, ты жизнь в нее вдохни,
Найди эпитет и глагол единственный
И строки напряженные замкни.
128
* * *
Ежевечерне в ясной вышине,
На летнем неоглядном небосводе,
Начертаны пунктиром золотым
Загадочные истины Вселенной.
Сравнив с увеличительным стеклом
Прозрачный воздух, сызнова пытаюсь
Постигнуть, разглядеть, расшифровать
Послания неведомых просторов.
Неповторима каждая звезда,
Как литера, как символ, как примета,
Что гения рукой нанесена
На темно-синий свиток мирозданья.
Я тщусь осмыслить этот алфавит,
Сложить его в разгаданные строки,
Звучащие бессонно и призывно,
Влекущие и зрение и слух.
И вот - о чудо!- распахнулись в небе
Сияющие мудрые стихи.
Они без слов, посредством красоты,
Пленяя, изумляя, будоража,
Передают мне сокровенный смысл
Своих созвучий. Наполняют светом
Мои раздумья, душу возвышают
Торжественною музыкой своей.
Сегодняшние чаянья людские
Соединяя с прошлым и грядущим,
Стирая грань меж небылью и былью,
Они опять, как золотой туман,
Во мне, в моей крови. Я становлюсь
Мельчайшей искрой, буковкой Вселенной,
Звучащей нотой, световым сигналом,
Частицей бесконечного пространства.
Я, потрясенный, ощущаю вечность,
Я от нее теперь неотделим.
Мне кажется, когда меня не станет,
Чуть потускнеет солнечный огонь,
Одна звезда падет с ночного неба...
130
ТВОРЧЕСТВО
- Не пишется,- грустишь ты,- хоть убей!
Быть может, перестал я быть поэтом?!
Пустынно, гулко в голове моей -
Совсем как в городе перед рассветом.
Все вымерло. Душа мертвым-мертва.
Я разучился отбирать слова.
Где образы?! Где мысли?.. Все - туманно,
И в разуме и в сердце - пустота.
И даже память - это ли не странно? -
Как лист бумаги - девственно чиста.
- Чиста она?.. Что ж ты хандришь, чудак?!
Незасоренность - это добрый знак,
А вовсе не предвестье катастрофы.
На лист бумаги скоро хлынут строфы!..
Поверь мне, состояние такое
Порой - благодеянье для души.
Не торопи ее, не тормоши,
Не прерывай целебного покоя,
Необходимого в работе трудной!
Нет, не мертва душа твоя!.. Подспудно
Она все так же длит свой честный труд,
В ней лишь иные клетки отомрут
И растворятся, почву освежая
Для всходов будущего урожая.
Свой прежний опыт поблагодари,
Но отодвинь заботливо в сторонку,
Чтоб не был он преградой - даже тонкой...
Никем не сотворенное - твори.
Невиданное подсмотри.
В молчанье
Неслышанное отыщи звучанье.
Тогда души твоей постылый штиль
Нарушится. И, муки вызывая,
Привычки, навыки стирая в пыль,
Колюче хлынет новизна живая.
И, как дитя, рванется в мир оно -
Желанное твое стихотворенье...
Ему, пришельцу, будет все равно -
Понравится ль оно, какое мненье
Те изрекут, чья жизнь - всего лишь миг
(Миг упоенья призрачною властью
Иль горький миг обиды и злосчастья),
И что творенью новому до них?!
Оно вкусило вечности родник
И шепотков не различает, слыша
Один лишь голос - голос правды высшей!
Не подчиняется оно уму,
В котором властвует иль страх, иль мода.
Оно, как птица, как сама природа,
Послушно лишь закону своему.
И ты, творец его,- пред всеми прав.
Не зря тебя, из множества избрав,
Оно сплело с Грядущим прочной нитью
И обрекло на риск и на открытья.
...Встречай его!.. Перед твоим порогом
Оно уже смещает даль и близь!
Встань, мастер!
И за новый труд берись.
Как в старину говаривали -
с богом!
132
СОН В ЗАМКЕ
Тот замок как будто из книги возник,
Белея в зеленой рамке.
Я - в замке. Быть может, я - первый калмык,
Живущий в старинном замке.
Здесь я окружен и заворожен
Красою средневековья.
Но спать неуютно в месте чужом,
И здесь мне странно и внове.
Стемнело. Деревья в окне черны.
Чуть слышится шорох дальний.
Таинственно бродят лучи луны
По графской опочивальне.
Меняют предметы свой облик дневной,
Окутаны лунной тканью.
Не спится... Проходят передо мной
Рыцарские преданья.
Я вспомнил Артура и круглый стол,
О них я читал когда-то.
Вдруг - топот... По лестнице кто-то взошел.
Гремят тяжелые латы.
И слышу я - рыцарь ступил на порог...
Над пышным моим альковом
Стоит он - большой, с головы до ног
Железной броней окован.
Меня прошибает холодный пот.
Кого мне судьба послала?..
133
Багровые искры летят из-под
Спущенного забрала.
Он поднял копье, выставляет щит...
- Сейчас тебя уничтожу!
Посмел ты, о призрак! - он мне кричит,-
Занять мое графское ложе!
«Я - призрак?!»
Мой страх исчез без следа,
И я закипел от злости.
- А сам-то ты кто?.. Что пришел сюда?
Никто не звал тебя в гости!
И только послышался голос мой,
Пришелец упал на колени,
Бормочет в смятенье: - Живой, живой...-
Дрожит, словно лист осенний.
Не искры слетают с железных век -
Слезинок влажные нити...
- Не знал я, что вы - живой человек...
Простите меня! Пощадите!
Смущенный, твержу ему:
- Встаньте с колен!
Неловко мне, тяжело мне...
Ведь я - не король, не ваш сюзерен.
Я - лишь литератор скромный.
- Как?! Вы - литератор?! -
И новый страх
Из глаз его выбил пламя.
- Волшебная сила у вас в руках,
Король - ничто перед вами!
Король, он с единого раза казнил
Врага своего живого.
А слово... Доходит и в глубь могил,
Оружие ваше - слово.
Вонзится, казнит опять и опять
Наш прах беззащитный тревожит.
Живым так легко на мертвых клепать:
Мертвец возразить не может!
Безгласные, молча клянем судьбу,
Нелепым вымыслам внемля,
И в муках ворочаемся в гробу,
Стуча костями о землю.
Зарж€авели добрые наши мечи,
Сраженья нам не по силам...
Молю об одном: обо мне молчи! -
Как нищий, меня просил он.
...Рассвет разгорался. Исчезла тень,
Во сне приснилась, как видно.
Конечно, приснилась...
Но целый день
Мне было чего-то стыдно.
135
* * *
Мертвец весь день труд€ится над докладом
А. Блок
Как тяжело, как больно видеть мне,
Как до сих пор в житейской толкотне
Мертвец между живыми суетится,
И на лице застывшем мертвеца
В опустошенной тлением глазнице
Нет-нет да и проглянет хитреца.
Во все дела, в любой земной вопрос
Мертвец сует свой заостренный нос
И говорит решающее слово
Куда непререкаемей живого.
На всех людей мертвец наводит страх,
Он цепенит их леденящим взглядом,
И, силу жизни славя на словах,
На деле трупным отравляет ядом.
А если кто, почуяв запах тленья,
Вдруг вскрикнет:
«Стой!.. Ведь ты в могиле сгнил!»-
Мертвец покажет удостоверенье
В том, что он жив... И полон свежих сил!
И быстро ткнет костяшкою перста
По направлению к могильной яме:
Мол, поглядите!.. Убедитесь сами,
Меня там нет!.. Могила-то пуста!
Чтоб козни трупа начисто пресечь,
Нужны еще изрядные усилья...
...Вот если бы нас всех объединили
Живые мысли и живая речь!
136
ОШИБКА АРИСТОТЕЛЯ
Аристотель, греческий мудрец,
Древней «Метафизики» творец,
Погрешил пред истиною строгой,
Муху посчитав четвероногой.
Ну и что ж?.. Ошибка - не страшна.
Муху он не превратил в слона.
Просто ноги подсчитал не точно.
Но ошибка укрепилась прочно:
Все как есть поверили ему -
С гением, мол, спорить ни к чему!
До чего же это было глупо!
Взять бы муху, положить под лупу,
Вот и все, и глядь - ошибки нет!
Но... но как тогда авторитет?!
Так, в прямой нелепости уверясь,
Гению никто не возразил.
Возразишь - пришьют такую ересь,
Что, пожалуй, будет свет не мил!
И притом - крутой была пора!-
Можно доиграться до костра!
Случай, что напомнить я хотел,-
Мелок и к тому же - устарел.
Но детали в этом древнем деле
Так ли безнадежно устарели?!
137
БОЖЬЯ КОРОВКА
Все застыло, все окаменело
Там, на воле - за рамой двойной.
Стекла плотно задернуты белой,
Густо искрящейся пеленой.
И на этом сверкающем фоне
Столько веток, созвездий и роз -
Даже солнце в лучистой короне! -
Начертил гениально мороз.
Так правдива его разрисовка,
Что - гляжу! - пробудясь от тепла,
Потянулась к ней божья коровка,
Что в невидимой щелке спала.
На окошко вскарабкалась, глядя
В ярко-белый, причудливый сад,
По стеклянной взбирается глади,
Но дрожащие ножки скользят...
Сорвалась!.. Поднимается снова...
Поскорей бы в душистый уют,
Где в кипении ветра хмельного
Тонкокрылые сестры снуют!
Ах, упала опять!.. Для того ли
Удалось ей прервать забытье?!
Крик истошный: «На волю!», «На волю!» -
Слышу в каждом движенье ее.
Но оконницы в звездах и призмах -
Так безжалостны, так холодны!
Приведет ее к гибели призрак
Непонятной, слепящей весны!
Пробужденная в час неурочный,
Рвется в жизнь она каждым броском...
Как на это смотреть?! Чем помочь ей,
Преступившей природы закон?!
139
* * *
Книг все больше, больше - что ни год!
Тот, кто будет только чтеньем занят,
Не осилив даже части, тот
С места до седых волос не встанет!
А столетий этак через пять
Не сочтешь томов - тяжелых, славных!..
Удосужится ль наш след сыскать
В этих книжных штабелях наш правнук?!
Сможет ли к нам в душу заглянуть?..
Впрочем, кроме книг, другой есть путь.
Летних трав горячее дыханье,
И цветов весенних аромат,
И таинственное полыханье
В темном небе звездных мириад...
По весне знакомых птиц прилет,
Звук курлыкающий, журавлиный...
В радости ли, в грусти беспричинной,
Может быть, догадка промелькнет?..
Может, через много сотен лет
Здесь-то и отыщется наш след?..
140
О ШАМАНЕ
Ювану Шесталову
Прочитал я твой стих, посвященный
Заблуждениям дедов твоих,
И мансийский шаман изможденный,
Как живой, предо мною возник.
...Блещут стрелы сполохов угрюмо.
Почему не светлеет вокруг?
Почему в прокопченные чумы
За недугом приходит недуг?
Видит глаз воспаленно-тревожный:
Мир - коварному зверю под стать.
Если б истину было возможно,
Словно белку, стрелою достать!..
И шаман в исступленье кружится,
Псы примолкли у пляшущих ног,
А в душе у больного мансийца
Расцветает надежды цветок.
У меня же, Юван, у меня же,
Говорю я тебе, не таясь,
Боль и жалость, сочувствие даже
Тот шаман возбуждает сейчас...
Да всегда ли бывал он преступен
В час, когда колотил себя в грудь?
Ударяя в неистовый бубен,
Он всегда ли хотел обмануть?
Может статься, жалел он больного,
Может быть, человека любя,
В дикой пляске он снова и снова
Утверждал свою веру в себя?
Нашим знанием не умудренный,
Может статься, он понял одно:
Что желанье не знает препоны,
Если в страсть превратилось оно.
Может быть, доходя до накала
И больного желая спасти,
Очищался он мало-помалу
От всего, что налипло в пути?
Может, к делу святому готовясь,
Чтобы дух был высок и упруг,
Добела отмывал свою совесть,
Так, как руки моет хирург?..
...Помню, помню о лжи и обмане,
О шаманах корыстных и злых!..
Тот страдал, изживая страданья,
А другой - наживался на них.
142
* * *
(Из поэмы «Бунт разума»)
Со смертью жизнь - две силы, две основы,-
Соединяя мудро и светло,
Кристально чистой влагой родниковой
Смягчая Боль и укрощая Зло,
Отрадно возвращаясь, мерно споря
С ожесточением людского горя,
Печали здешней воздавая дань,
Но унося через земную грань,-
Из тесноты страдающей Вселенной
В клубящийся покой иных начал
Плыл моцартовский Реквием нетленный
И Вечности сиянье излучал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...А Моцартова музыка лилась,
Приоткрывая что-то, что-то пряча...
А скрипка пела из небытия:
«Не плачь, мой милый! За тебя поплачу
Я, сердобольная сестра твоя!»
И, тонкой скрипке бархатисто вторя,
Гудя, как добрый басовитый шмель,
В себя вбирала половину горя
Подруга старшая - виолончель.
И там, где слово, растравляя, жгло,
Там музыка струила состраданье
И прикасалась к обнаженной ране
Так бережно, так нежно и тепло,
Что шло на пользу это милосердье,
С Добром и миром оживляя связь.
Отчаянья и смерти не страшась,
Плыл Реквием - покой, душа бессмертья.
* ДВЕНАДЦАТИСТИШИЯ *
* * *
Л. С. Соболеву
Дайте, дайте первую удачу!
Пусть в себя поверит человек!
Пусть в приливе радости горячей
Ощутит себя потомком всех,
Кто творил, кто сделал мир богаче...
Дайте, дайте первую удачу!
Дайте, дайте первую удачу!..
Чтобы гордость юную не пряча,
Человек, как молодой орел,
Прянул в небо и себя обрел,
Путь свой во вселенной обознача!..
Дайте, дайте первую удачу!
144
* * *
Когда, о степь, и впрямь морской стихией
Была ты встарь, и в синеве твоей,
Блестя, сновали рыбки золотые -
Веселые солдатики морей,
Скажи мне, степь, в траве твоей густой
Где весточка о рыбке золотой?
И если это повторится въяве,
Когда пройдет веков круговорот,
И зелень радостную разнотравья
Накроет синева слоистых вод,
Скажи мне, степь, как, вопреки судьбе,
Хоть весточку оставить о себе?
145
* * *
Перешагнув жестокости предел,
Решил Чингис украсить общий жребий:
Он улыбаться подданным велел
Весь день, пока сияет солнце в небе.
А кто дерзнет на жалобы и плач,
Тому отрубит голову палач.
И улыбался весь Чингисов край,
И деспот убеждал молву мирскую,
Что создал в ханстве образцовый рай...
А люди ждали сумерек, тоскуя,
Чтоб в степь уйти, ничком в траву упасть
И в одиночку выплакаться всласть.
146
* * *
Когда я подвожу итоги
Того, что в жизни я постиг,
Когда исследую истоки
Блужданий, поисков своих,
То, как в насмешку, непрестанно
Я с истиной встречаюсь странной!
Кто совершенствует мой разум,
Всегдашним рвением палим?
Кому я больше всех обязан?
Клянусь, противникам моим!
Чуть затупиться ум захочет -
Они его тотчас отточат!
147
* * *
Как бывала радость горяча,
Если на открытую ладошку
Звездочки садились, щекоча!..
Языком слизнешь их понемножку,-
Вкусен в детстве раннем первый снег.
Пахнет ожиданьем первый снег.
А сегодня глянул сквозь стекло:
Что ж это?! Кругом белым-бело!
Седина ветвей над крышей белой...
Да когда ж все побелеть успело?!
Стал напоминаньем первый снег.
Пахнет расставаньем первый снег.
148
* * *
Мужчин сухой, рассудочный расчет,
Ошибки исключив и милосердье,
Вернейшим - будто бы! - путем ведет...
Но почему ж
иные
перед смертью
Вдруг понимают: цель была не та
И позади зияет пустота?..
А женщина? О, нежность! О, сама
Неправильность, изменчивость, наитье!..
Ты только сердцем делаешь открытья,
Являя этим глубину ума.
Вся жизнь твоя, подвластная минуте,
Не красота ль в ее бессмертной сути?..
149
* * *
Есть на земле для каждого из нас
Одно-единственное счастье,
И все мы ищем каждый день и час
Свое единственное счастье,
Но так как больше двух мы не имеем глаз,
То трудно разглядеть единственное счастье.
Однако в мире, среди толп людских,
Есть много миллионов глаз других,
Что могут разглядеть и в бурю и в ненастье
Искомое, единственное счастье.
А вдруг мое найдет один из вас?
Прошу я,- сообщите мне тотчас!
150
* * *
Почему со мной несмело
Речь заводишь всякий раз?
Так приличие велело?
Сердца ли велит приказ?
Почему ты хмуришь брови
При малейшем нежном слове?!
Ни ответа нет, ни счета
Грустным этим «почему?»...
Намекни!..
Но страшно что-то
Стало сердцу моему!
Лучше уж молчи и мучь,
Но оставь надежды луч!
151
* * *
...Когда подумаешь, вся жизнь была,
Быть может, даже в детстве самом раннем,
Всего лишь непрерывным ожиданьем
Той радости, которая плыла
Тебе навстречу из туманной дали...
О, как ее глаза и сердце ждали!
И ожидание благословенно,
Ведь день грядущий будет непременно,
И сладко нам мечтать об этом дне!..
Но что сравнится с радостью свершенья,
Когда - через преграды и лишенья -
К тебе въезжает Счастье на коне?
152
* * *
Погляжу очарованным взглядом -
Две горы, две сестры - будто рядом.
Что меж ними лежит?.. Пустяки!
Шаг один, мановенье руки!
А спроси человека бывалого,
Скажет: «Верст этак сотня - без малого».
Вспомню взгляд твой - лучистый, лукавый,
И разлуки - как не было, право!
И меж нами не море тоски -
Шаг один, мановенье руки!..
А спроси человека бывалого,
Скажет: «Тысяча верст - без малого».
153
* * *
Проходят мимо - парами, толпой -
Ничем, ничем не схожие с тобой:
Ни голосом, ни поступью, ни взглядом...
О, сколько женщин - в отдаленье, рядом -
Совсем других, чем ты... Что мне до них?!
Но если я представлю хоть на миг,
Что каждая из проходящих мимо
Кому-то на земле необходима,
Как ты - моей душе... И что, любя,
О них тоскуют и светло и больно,-
То в этот миг покажется невольно,
Что все они похожи на тебя.
154
* * *
Близко ль время или далеко,
Хорошо ль живется в нем иль худо,-
Но всегда в игольное ушко
Вихрь пройдет величиной с верблюда:
В стороне любой, везде, всегда
Душу жжет и леденит беда.
И хоть правду говорят о том,
Что изменчивы века и страны,-
Все же есть в пространстве мировом
Край один - от века постоянный,
Край любви, где верят нам и ждут,
Где душа в беде найдет приют.
155
* * *
Сколько свежести в народном слове,
Вещей мудрости, что вечно внове!..
С завистью учусь ему, дивясь
Простоте, не знающей прикрас,
Уху, что полет пушинки слышит,
Глазу, видящему дрожь звезды,
Сердцу, что со всеми вместе дышит,
Замирая от чужой беды...
Полный благодарности, храню
С детских лет усвоенное мною...
Вслушайтесь: «Уставшему коню
В тягость даже облачко сквозное».
156
* * *
Я смерти не боюсь.
Могильную гряду,
Чтоб вновь увидеть мир и вновь ему дивиться,
Раздвину как-нибудь и деревом взойду
Иль птицей обернусь
И стану петь, как птица.
Боюсь лишь одного -
Что с другом, может быть,
Судьба столкнет меня в той оболочке новой...
Сумею ль я его
Позвать, оповестить,
Утратив дивный дар - людское наше слово?!
157
* * *
Создавший Гамлета бессмертный гений,
Игравший принца Гамлета на сцене,
Писавший Гамлета на полотне,
С тоскою Гамлета сроднясь вполне,
Его страданий разделяли бремя
И забывали о себе на время.
Но каждый мастер, Гамлета лепя,
Являл в искусстве самого себя.
И личности сокрытое зерно
Светилось в каждой черточке победно...
...Творение найдется ль хоть одно,
В котором бы творец исчез бесследно?!
158
* * *
Пока не кончена строка,
Пока не дописал, пока
Метафоры издалека
Еще ведет моя рука,
Пока не завершен мой стих,-
Владыка я стихов моих.
Но завершился он, и вот
Своей судьбою он живет,
В сердца закинет сеть и ждет...
Сто радостей иль сто невзгод,
Что принесет он мне домой?!
Теперь мой стих - владыка мой.
159
* * *
Одолевая труд высокий
Всем напряженьем слабых сил,
Сегодня пушкинские строки
Я, осмелев, переводил.
Я погружался с головою
В кипенье лавы огневое,
В кристально свежую струю...
Гигант мне задавал загадки
И рифму бедную мою
Клал то и дело на лопатки...
Но все ж я ощущал сквозь труд,
Как мыслей мускулы растут.
160
* * *
Так пишут иные о смерти поэта:
«Ушел он... А песня его недопета».
Да это ж неправда!.. Ну как объяснить им?!
Когда недопетое слышат наитьем,
Так, значит, стихи завершились в начале,
Чтоб вы их в душе продолжали, кончали..
«Ушел, не докончив...» Да разве он вправе?!
Ушел, потому что вложил, переплавя,
Все клеточки сердца в иную основу...
Ушел, потому что сказал свое слово.
...А если себя он не высказал в этом,
Тогда понапрасну он звался поэтом.
161
* * *
Того, кто без согласья высших сил
Рванулся слишком жадно к жизни этой,
Владыка мира карой поразил,
В него вдохнув призвание поэта,
И, словно бы в насмешку, дал ему
Благополучья полную суму.
Да, если в той суме, что взял поэт,
Нет ничего с частицей отрицанья:
Нет Неудач, Невзгод, Негодованья,
А значит, мужества и правды нет,-
С небес увидев дел его итог,
Громоподобно захохочет Бог.
162
* * *
О судьба!.. За то, что по незнанью
Совершил я грех в былые дни,
Ниспошли любые испытанья,
Но одною казнью не казни:
Ты не насылай мне в дни печали
Тех друзей, что совесть растеряли!
Но за то, что, осознав ошибку,
Я делами искупил свой грех,
Подари мне хоть одну улыбку:
Дай ты мне врагов достойных - тех,
У которых совесть сохранилась!
Будь щедра! Яви такую милость!
163
* * *
«Да», «нет» - два этих слова-острия
Решают все задачи бытия.
Но, юноша, избравший смелый путь,
О слове «нет» немедля позабудь!
Сам пред собой не громозди преград!
Да, только да!.. Вперед, а не назад!
Да, только да!.. Рывком - через порог!
Да, только да!.. С отрога на отрог,
С вершины на вершину устремись!
Да, только да! По горным тропам - ввысь!..
Кто честным помыслом ответил «да!»,
Не знает поражений никогда!
164
* * *
Под окнами квартиры незнакомой
Расплакалась девчурка, оступясь,
Тотчас же вышел человек из дома,
Конфетку дал ей, приласкал, смеясь.
Но девочка кричит и плачет снова:
Гусак ее за ножку ущипнул...
Не вышел дядя... Молча протянул
В окошко сахар, поглядел сурово...
Когда ж царапнула девчурку кошка,
Услышав плач, он затворил окошко.
...Детишки, ясно вам, что это значит?
Не любят люди тех, кто часто плачет.
165
* * *
Два друга - те, что до сих пор
Клялись мне в дружбе неизменной,
Заметив мой приход, мгновенно
Переменили разговор,
Один вскричал, другой вскочил,
Излишний проявляя пыл.
Они свершили воровство,
Похитив у меня доверье.
И, ощутив их лицемерье,
Смутился я и оттого
Прочь отошел, краснея даже,
Как будто сам повинен в краже.
166
* * *
При мне насмешливый бездельник
Кричал, что деньги - ерунда!
- Я знаю, ты всегда без денег, -
Ответил я ему тогда, -
Чтоб презирать рубли и медь,
Все ж нужно их сперва иметь.
При мне бездарный рифмоплет
Глумился злобно и лукаво
Над поэтическою славой.
Ему сказал я в свой черед:
- Чтоб славою не дорожить,
Все ж нужно славу заслужить!
167
* * *
Гудя, пчела металась по стеклу,
Не понимая, видно, в чем преграда...
Подумал я: помочь бедняге надо,
И, пальцами легонько взяв пчелу
За кончики ее прозрачных крыл,
Окошко перед нею приоткрыл...
Пчела забилась в пальцах, зажужжала
И жгучее в меня вонзила жало!..
Пчела погибла,
пострадал и я...
И до сих пор мне совестно, друзья,
Как неразумно поступил я с нею...
Взялся помочь - так помогай умея!
168
* * *
Пред неким ханом
в некотором веке
Предстал почтительно алхимик некий:
Мол, золото сумеет сделать он...
Был тот алхимик ханом вознесен,
Спал на шелку, тучнея год от года
На средства, разумеется, народа.
И труженики древней той страны
Не разгибали день и ночь спины,
Покоя не щадили и здоровья,
Дабы создать алхимику условья...
А золота все было не видать...
...Что - устарела сказочка?..
Как знать!
169
ЗАВЕЩАНИЕ
Где б, какими пути мои ни были,
По чужой ли, по нашей земле,
По железной дороге, по небу ли -
Ты со мною - всегда, ты - во мне.
Нарастают пространства великие,
От тебя я безмерно далек,
Но внезапно лик твой, Калмыкия,
Точно малый блеснет огонек.
И горит в уме, разгорается
Огонек, чуть видный сперва,
И душа моя согревается,
Накипают, зреют слова.
И, путями разными следуя -
На лету, на плаву, на ходу,-
Завожу с тобою беседу я,
Разговор беззвучный веду...
Пусть не раз ты смерчами песчаными
Застилала солнечный свет,
Пусть пугала не раз буранами,
Заметала поземкой след,
Пусть заботой суровой смолоду
Наделила на все года,
Жгла, терзала муками голода,
Справедливой была не всегда,-
Все ж меж чуждых гор, меж столицами,
В распрекрасном любом краю
Без тебя - к кому притулиться мне,
С кем тоску утолить мою?!
Тяжесть мук моих, когда н€адолго
Разлучен был с тобой судьбой,
Превратилась в легкую радугу,
Только встретился вновь с тобой.
В те года, когда, горе мыкая,
Думал: кто б пожалел меня?
Не к тебе ль я взывал, Калмыкия?..
Ты во всех несчастьях - броня!..
А разлука наступит вечная -
Верю я! - о смерти моей
Ты заплачешь, хоть не был, конечно, я
Лучше всех других сыновей.
Но за то, что вдали, незримая,
Окрыляла мой каждый стих,
Будешь ты вспоминать, любимая,
Обо мне, о песнях моих...
В пору ясную, в пору грозную,
Будь то солнечно иль темно,
В ночь ли звездную иль беззвездную
Было небо у нас одно.
Пусть огромна земля, которая
Всем нам - родина с первых дней,
Но всегда был моей опорою
Лишь один уголок на ней.
Поздним вечером, ранней зорькою
Лишь тобою душа полна,
Моя сладкая, моя горькая,
Небом данная мне страна!..
Так шуми, цвети степью, нивою,
Белый свой расширяя путь!
Благодатною и счастливою,
Навсегда живою пребудь!